Как усовершенствовали систему наукометрии

Наукометрия — это настоящий бич российских ученых. После реформы Российской академии наук их заставили увеличивать количество публикаций в западных журналах. А у кого не получалось выдавать по нескольку статей в год, стали записывать в аутсайдеры и по совокупному результату сотрудников меньше выделять денег их институтам. Вице-президент РАН, академик Алексей Хохлов, рассказал нам о своем видении проблемы и о "мусорных" журналах, которые за деньги публикуют полную чушь - например, о том, что Чингисхан и Иван Грозный - одно и то же лицо.

Недавно Комиссия Общественной палаты по развитию высшего образования и науки организовала обсуждение этого вопроса. Многие члены комиссии высказались против существующей системы оценки результативности, в основном по количеству публикаций. Академик Алексей Хохлов также выступил на этом круглом столе.

– На мой взгляд, надо не отменять существующую систему оценки публикационной результативности научной деятельности, а совершенствовать ее, - говорит Алексей Ремович. - Она введена не столько для того, чтобы сравнивать наши университеты и научные институты с зарубежными, сколько чтобы сравнивать их между собой. Чтобы у министерства был понятный индикатор научного уровня.

Если какой-либо научный институт публикует много статей в журналах из международных баз Web of Science и Scopus, причем большая часть этих статей относится к первому, самому высшему квартилю (всего существует четыре квартиля (ранга) научных журналов - авт.), значит, этот институт работает успешно и должен получать большее финансирование.

– Люди сомневаются, что быстро написанные работы могут быть по-настоящему качественными, а куда деваться, если их количество все время требуют увеличивать?

– Давайте разбираться, каким образом вообще можно было бы оценить качество работ ученого. Существуют два известных способа.

Один — это экспертная оценка. Это самый идеальный вариант, но только в том случае, если она действительно полноценна, то есть, эксперт должен являться специалистом в данной области, у него должно быть время на проведение экспертизы и у него не должно быть конфликта интересов. Одновременное выполнение этих требований, как правило, затруднительно. Поэтому все чаще стали использовать наукометрию.

– Извините, а раньше-то как справлялись? Наукометрия же не ставилась на первое место.

– Научных публикаций было гораздо меньше. Когда я был молодым ученым, я прочитывал абсолютно все статьи в своей области и составлял для себя их «внутреннюю экспертную оценку». Сейчас это невозможно, поэтому использование наукометрических подходов становится абсолютной необходимостью.

– Но тогда за всю жизнь можно было написать одну работу, зато уровня Эйнштейна, чтобы потом всю жизнь считаться великим ученым.

– Надо понять, что сейчас сама наука изменилась. Она стала более массовой.

– Ну хорошо, положим, не хватает на всех экспертов. Но наукометрия разве выход? Мы знаем много случаев, когда статьи, напечатанные в западных журналах, не выдерживают никакой критики, то есть их стараются опубликовать только ради пресловутой наукометрии.

– Если мы выбрали экспресс-оценку по публикациям, надо, безусловно, разбираться в качестве самих журналов. Если вы опубликовались в хорошем журнале, с высоким импакт-фактором (численным показателем цитируемости статей - Авт.), то это означает, что работу посмотрело много рецензентов, были замечания и последующие за ними исправления, а значит, за качество такой статьи можно не волноваться. Я повторяю, поскольку статей стало экспоненциально больше, более удобного метода оценки, кроме публикационной активности, нет. Так что наукометрические методы надо продолжать применять, но, конечно, не механически.

– Еще одна проблема: за публикации в журналах высших квартилей надо платить, причем немало. Откуда ученым брать деньги, если им часто на реагенты для экспериментов не хватает? На днях беседовала с учеными из Сибири, они называли мне ценник в 1,5 тысячи евро за публикацию.

– Ничего подобного! У меня лично вышло несколько сотен статей в таких журналах и нигде с меня не брали денег. Большая часть хороших журналов принимает работы бесплатно. Они живут на деньги подписчиков.

– Что же получается, - ученые врут?

– Получается, что врут, либо плохо осведомлены и не туда обращаются. Дело в том, что некоторые наши ученые публикуются в так называемых «мусорных» журналах, которые входят в базы данных Web of Science и Scopus.

Мы с членами Комиссии РАН по противодействию фальсификации научных исследований прошлым летом представили доклад об иностранных хищных журналах, «переводном плагиате» и российских недобросовестных авторах. Нами был определен ряд журналов, которые действительно входят в вышеупомянутые базы данных, но, в отличие от качественных журналов, публикуют статьи за деньги и без должного рецензирования. Мы сделали даже нечто вроде «контрольной закупки», послав в несколько таких журналов заведомо полную чушь. Статью об изобретении вечного двигателя, перевод русской статьи про волновую генетику, в которой утверждается, что ДНК - это волна, а также облеченные в умную форму рассуждения о том, что Чингисхан с Иваном Грозным - это одно и то же лицо. И журналы это все согласились опубликовать, попросили только перед этим перевести им деньги!

По итогам упомянутого доклада в Минобрнауки была образована Комиссия по научной этике, которая составила «черный список» журналов, в которых не рекомендуется публиковаться. Кроме того, мы связались с компаниями Elsevier и Clarivate Analytics, которые выпускают Scopus и Web of Science, и заключили соглашение, что мы им будем предоставлять результаты нашей работы по поиску «мусорных» (или хищнических) журналов, а они будут вычищать эти журналы из своих баз.

– Но что-то же толкает ученых публиковаться в «мусорных» журналах?

– Когда нет своих научных идей, возникает соблазн написать имитацию научного текста и заплатить деньги, чтобы этот опус опубликовали.

– Еще одна группа ученых точно скажет, что у них нет никакой возможности публиковаться в западных качественных журналах. Это российские общественники и гуманитарии, к примеру, специалисты по русской филологии или фольклористы, для которых публикации на иностранном языке априори неприемлемы.

– Мы услышали эту группу ученых и специально в РАН создали свою базу - Russian Science Citation Index (RSCI), куда входит 791 российский журнал. Это конечно, не список ВАК, куда входит 3 тысячи журналов (большинство из которых не удовлетворяет критерию полноценного научного журнала), но зато в журналах из RSCI мы уверены. Основные критерии таких журналов: не должно быть никакой платы за статьи, которые должны жестко рецензироваться, к тому же журналы должны регулярно выходить. Около двухсот из 791 журнала относятся к гуманитарным и общественным наукам. Ну куда больше? Публикуйтесь там!

– Они котируются не ниже западных?

– Не ниже. Баллы любого журнала RSCI приравниваются к баллам любого журнала из Web of Science и Scopus. Мы специально сделали для гуманитариев модификацию шкалы комплексного балла публикационной активности. Кроме того, с апреля 2020 года помимо статей учитываются еще и монографии, чего раньше не было.

– От чего может повыситься балл?

– Балл возрастает от числа напечатанных статей, их уровня и качества монографий.

– Качество научных работ не снизилось за последнее время?

– Я думаю, наоборот, повысилось. Люди стали лучше писать. Особенно это заметно по молодым исследователям, они быстрее улавливают новый стиль.

– Значимость любой науки прежде всего должна определяться не столько публикациями, сколько иными результатами: внедрением инноваций, соответствующим ростом промышленности и т.д...

– То, о чем вы говорите, относится больше к прикладной науке. Нельзя говорить, что ничего не внедряется, многие вещи действительно востребованы. Но когда речь идет о науке и промышленности, то важна активность с обеих сторон. А наша промышленность не ориентирована на использование научных разработок.

– Почему?

– Во всех крупных компаниях с госучастием есть программы инновационного развития, но наличие этих программ пока не привело к кардинальным изменениям. Насколько я знаю, сейчас готовится пакет мер, направленных на то, чтобы изменить эту ситуацию.

– В итоге разработки наших ученых дальше статей в журналах никуда не продвигаются?

– В журналах публикуются в основном фундаментальные работы, прикладной науки в нашей стране осталось довольно мало. В 90-е годы она была сильно разрушена, ну и попытки что-то внедрить наталкиваются на многочисленные препоны.

– Могли бы вы привести пример инновации, которая могла бы продвинуть нас к первой мировой пятерке ведущих научных держав, но из-за тех же препон мы лишились такой возможности?

- Если люди успешно работают в прикладной отрасли, и им не удается реализовать себя в России, они, как правило, уезжают за рубеж. На моей кафедре в МГУ мы готовим специалистов в области фундаментальной науки. Но некоторые выпускники потом переходят к прикладным разработкам. К примеру, один из них сейчас в Калифорнии создал новую систему для 3D-принтинга, и она успешно продается. Особенность его разработки в том, что печать производится с большей скоростью, чем у других 3D-принтеров.

Или всем известный случай с одним из популярных мессенджеров, разработанных у нас. Начали преследовать его разработчика, он уехал, хотя все продолжают пользоваться его продуктом. Есть множество историй о том, что как только работа продавалась авторами за рубеж, ее авторов тут же обвиняли в шпионаже. Что же делать с этими разработками, если не пускать в дело, если в нашей стране они не востребованы?

- Вернемся к публикационной активности. Что еще можно улучшить в существующей системе?

- Сейчас думаем, над тем, как в рамках балльной системы учесть прикладные разработки, в частности патенты и селекционные достижения. Кроме того, на очереди – распространение на вузы подходов, основанных на комплексном балле публикационной результативности.